Обществознание правоохранительные органы рф. Правоохранительные органы рф. Функции правоохранительных органов

Капралова Екатерина

В работе рассмотрены архитектура русской усадьбы 19 века, внутреннее убранство комнат, их роль в произведениях А.С. Пушкина, описан образ жизни мелкопоместных дворян пушкинского времени, воссозданный по «Повестям Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка» и в романе «Евгений Онегин», его влияние на формирование характера героев. Работа представляет собой серьезное и кропотливое исследование произведений А.С. Пушкина.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Тема: «Дворянская усадьба и быт дворян в произведениях А.С. Пушкина».

Выполнила: Капралова Екатерина

ученица 8 «Б» класса

Руководитель: Бурхаева Ирина Геннадьевна

учитель русского языка и литературы

г. Нижний Новгород, 2014 год.

Введение 3стр

1. Жизнь русской усадьбы 19 века 4стр

1.1 Архитектура 4 стр

1.2 Сад 6 стр

1.3 Внутреннее убранство комнат 7 стр

1. Образование 9 стр
2. Повседневная жизнь и любимые занятия дворян 11 стр

3.1 Повседневные занятия дворян 11стр

3.2Балы 14 стр

Заключение 18 стр

Список литературы 19 стр

Введение.

Темой моей исследовательской работы является «Дворянская усадьба и быт дворян в произведениях А.С. Пушкина». Недавно вместе с классом я ездила в Большое Болдино. Болдино является одним из значимых мест России,связанных с жизнью и творчеством А.С.Пушкина. Мы побывали в господском доме А.С.Пушкина, гуляли по барскому саду, были в музее литературных героев «Повестей Белкина», окунулись в атмосферу бала 19 века. Нам рассказывали о повседневной жизни поэта, то есть мы узнали о жизни дворянства. Но л учше всего понять и окунуться в повседневную жизнь дворян 18-19 века можно при прочтении произведений А.С. Пушкина. А.С.Пушкин во многих своих произведениях описывал жизнь дворянства. Он сам был дворянином и, как никто лучше, знал ее. Также я выбрала эту тему по причине того, что современное общество начинает забывать о нашем прекрасном прошлом, о наших корнях, культуре. Мы не знаем, как выглядели усадьбы того времени, какие были у людей предпочтения. От многих усадеб, барских особняков уже не осталось и следа. Поэтому надо успеть познать то, что было интересно нашим предкам, чем они занимались, пока все памятники, минувших лет совсем не исчезли и не напоминали бы нам о том, что наша великая культура когда-то существовала. Это истрия, которую надо знать обязательно. Поэтому разработка настоящей темы является актуальной.

Цель исследовательской работы: Изучить быт дворян 19 века, изображенный в произведениях А.С.Пушкина. Сравнить архитектуру усадеб и описание жизни дворян в произведениях А.С. Пушкина с историческими фактами.

Для достижения цели я решала следующие задачи:

2). Познакомиться с историческими трудами по этой теме.

3). Сделать выводы о роли описаний дворянских усадеб и быта в произведениях А.С. Пушкина.

Актуальность: Современные люди имеют плохое представление о прошлом нашей страны. Даже в дополнительных источниках не всегда найдешь информацию об этом. Поэтому одним из лучших способов познания являются классические произведения, в которых очень ярко описываются события, минувших лет. Быт дворян, архитектура их усадеб очень интересны и хотелось бы узнать об этом как можно больше из произведений А.С.Пушкина.

1. Жизнь русской усадьбы 19 века.

1.1 Архитектура.

Жизнь русской усадьбы - яркое явление отечественной культуры, взращенное на русской почве, живое воплощение национальных культурных традиций. Вместе с тем это и культурное достояние всего человечества. Дворянская усадьба-феномен русской истории и культуры. Изображение дворянской усадьбы можно проследить во многих произведениях русских писателей. Я бы хотела рассмотреть архитектуру усадеб и жизнь помещиков в своих усадьбах на примерах из произведений А.С. Пушкина.

Усадьба для дворянина была родным домом, он обретал в ней покой и уединение. Место для усадьбы выбиралось особенно живописное, на берегу пруда или реки. В центре усадьбы располагался господский дом, обычно невысокий, в два-три этажа, а то и одноэтажный.

Описания усадьбы можно найти в произведениях А.С. Пушкина «Дубровский», «Выстрел», «Евгений Онегин». Автор описывает усадьбу для того, чтобы можно было лучше понять характер ее хозяина. То как выглядела сама усадьба, все то, что находилось в ней и вокруг господского дома напрямую зависело от материального положения, предпочтений хозяина и от того, что диктовала мода на тот момент.

Приведем примеры из произведений, чтобы сравнить художественное и историческое описания усадьбы.

Различие внешнего вида усадеб бедного и богатого помещика можно увидеть в романе «Дубровский». Усадьба Троекурова была расположена в очень живописном месте, окруженная рощей. Также у дома был бельведер - легкая постройка на возвышенном месте, позволяющая обозревать окрестности. В данном случае это была надстройка над зданием, с которой прекрасно был виден великолепный вид и так же обширные владения Троекурова. Из этого описания можно узнать, что Троекуров имел большой достаток, был человеком важным в округе, к мнению которого прислушивались.

“… Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зелёная кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня...’’ («Дубровский»)

“…Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею…” («Дубровский»)

В романе в стихах «Евгений Онегин» тоже можно найти описание усадьбы. Обычно усадьбы находились вдали от городов, в живописных местах. Помещики жили в спокойной обстановке, чаще всего уединенно со своей семьей. Любуясь прекрасными видами, жили в свое удовольствие, занимаясь любимыми занятиями.

“…Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали сёлы; здесь и там
Стада бродили по лугам…” («Евгений Онегин»)

В облике среднепоместных усадеб продолжают сохраняться устойчивые черты русского классицизма. Все провинциальные архитекторы, как правило, используют уже наработанные, типовые, стандартные решения при строительстве усадебных зданий. К тому же сложные сооружения, их декорирование воспринимались в среде губернского дворянства как непомерная и ненужная роскошь. Иногда можно было встретить усадьбы в стиле средневековья. В средневековье хозяевами замков были феодалы, которые пытались обезопасить себя, уединиться. И дворяне, которые владели такими замками, ценили уединенность и спокойствие.

“…Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен,
Во вкусе умной старины…” («Евгений Онегин»)

И все же усадьбы продолжают прихорашиваться. Даже те, кто не имеет достаточных средств на новое капитальное строительство, не остаются в стороне от веяний моды.

Барский дом имел не только бельведер, но и балкон, с которого были хорошо видны окрестности.

“…Она любила на балконе

Предупреждать зари восход…” («Евгений Онегин»)

В более замысловатых усадьбах к дому пристраивались четыре колонны с фронтонным треугольником над ними. У более зажиточных дворян колонны были оштукатуренные и вымазанные известью так же, как и их капители; у

менее богатых помещиков колонны были из тощих сосновых бревен без всяких капителей.

Входное парадное крыльцо, с огромным выдающимся вперед деревянным навесом и двумя глухими боковыми стенами в виде пространной будки, открытой спереди.

Обычно на территории усадьбы находились псарные и конные дворы. И то, и то хозяева заводили для охоты. Большой конный или псарный двор считался так- же показателем богатства.

“...Хозяин и гости пошли на псарный двор, где более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирила Петровича на своем собачьем языке. Тут же находился и лазарет для больных собак, под присмотром штаб-лекаря Тимошки, и отделение, где благородные суки ощенялись и кормили своих щенят. Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением и никогда не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями…”(«Дубровский»)

Таким образом, можно сделать вывод, что описание архитектуры усадьбы в художественных произведениях отражает характер хозяина, его увлечения и помогает узнать о моде и стилях того времени Архитектурные образы в художественных текстах часто выступают в качестве основных элементов, образующих усадебный быт, хронотоп «дворянских гнезд».

1.2 Сад.

В усадьбах особое внимание уделялось садам и паркам. Отвечая вкусам хозяина, они отражали и художественно-эстетические веяния эпохи.

Характерной чертой русских усадебных садов конца 18 - начала 19 века было то, что вблизи дома владельцы располагали цветник. Он связывал архитектуру дома с пейзажной частью парка.

Аллеи перемежались лужайками и «зелеными гостиными», где устанавливалась парковая мебель.

До отмены крепостного права при наличии дарового труда во всяком поместье разбивался плодовый сад, служивший как для украшения, так и для потребностей владельца усадьбы.

В романе «Дубровский» есть описание двора усадьбы:

“… Двенадцать лет не видал он своей родины. Березки, которые при нем только что были посажены около забора, выросли и стали теперь высокими ветвистыми деревьями. Двор, некогда украшенный тремя правильными цветниками, меж коими шла широкая дорога, тщательно выметаемая, обращен был в некошеный луг, на котором паслась опутанная лошадь…” («Дубровский»)

Уже много лет за двором усадьбы Дубровского никто не ухаживал. Хозяин не принимал часто у себя гостей, поэтому он не уделял этому особое внимание.

В повести «Барышня-Крестьянка» можно найти описание прекрасного сада, который находился в усадьбе Муромского:

“…Развел он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы…” («Барышня-Крестьянка»)

У каждого дворянина были свои любимые занятия в усадьбе. Кто-то любил устраивать балы, ассамблеи, ходить на охоту, играть в карты и еще множество занятий. А герой повести «Барышня - Крестьянка» Григорий Иванович Муромский был, по словам Пушкина, «настоящим русским барином». «Промотав в Москве большую часть имения своего..., уехал он в последнюю свою деревню, где продолжал проказить, но уже в новом роде. Развел он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы». Он по-своему хотел показать другим людям свое богатство. Мы можем только предположить, что этот сад был невероятной красоты. Сад был в английском стиле, там была свободная планировка пространства, отсутствие четких линий, извилистые дорожки. Все должно было выглядеть естественно, тем не менее, композиция была тщательно продумана. Этот великолепный сад был для него его гордостью и в то же время характеризовал его как неумелого хозяина, впустую тратящего свои деньги и уже заложившего имение в Опекунский совет.

Почти что во всех усадьбах в садах находились беседки.

“…Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья…” («Дубровский»)

Около господского дома Троекурова, где протекал ручей, находилась беседка. Точного описания беседки в тексте нет, но можно предположить, как она выглядела. Беседка выглядела очень изящно. И так как хозяин усадьбы был богат и мог позволить потратить достаточное количество денег на устройство усадьбы и сада, беседка была в стиле того времени. Там можно было во время прогулки отдохнуть, почитать книгу или приятно побеседовать. Молодые люди назначали там тайные свидания девушкам, признавались им в любви.

Сад играл немаловажную роль в жизни дворян. А в художественных произведениях описания сада дополняли характеристику героя, помогали узнать о предпочтениях хозяев, особенностях их характера, т.к. дворяне обустраивали сады по своему вкусу.

1.3 Внутреннее убранство комнат.

Внутреннее устройство таких барских домов, по свидетельству историка М. Д. Бутурлина «было совершенно одинаково везде»: «В будке парадного крыльца была боковая дверь в ретирадное место. В глухой капитальной стене зала было двое дверей; первая, всегда низкая, вела в темный коридор, в конце коего была девичья и черный выход во двор.

Вторая такого же размера дверь вела из гостиной в кабинет или в хозяйскую спальню, составляющую другой угол дома. Интерьер показывает условия жизни персонажей и тем самым используется в основном для характеристики героев, играя важную роль в создании атмосферы, необходимой для воплощения авторского замысла. То есть интерьер в художественной структуре

произведения играет роль косвенной характеристики героев, а также даёт возможность расширить и углубить представления читателя о событиях. Создавая интерьер жилища героя, писатель проникает в глубины души человека

Усадебная меблировка, как правило, была также одинакова во всех домах: «В двух простенках между окнами висели зеркала, а под ними тумбочки или ломберные столы.

В середине противоположной глухой стены стоял неуклюжий с деревянною спинкою и боками диван; перед диваном овальный большой стол, а по обеим сторонам дивана симметрически выходили два ряда кресел…

Вся эта мебель была набита ореховою шелухою и покрыта белым коленкором (чехлами).

Мягкой мебели и в помине тогда не было, но в кабинете или спальне нередко стояла полумягкая клеенчатая софа, и в том, же углу этажерка с лучшим хозяйским чайным сервизом, затейливыми дедушкиными бокалами, фарфоровыми куколками и подобными предметами. Обои были тогда еще редко в ходу: у более зажиточных дворян стены окрашены желтою вохрою (желтая земляная краска)…»

По внутреннему убранству тоже можно было судить о материальном достатке дворянина. В повести «Выстрел» можно увидеть описание кабинета графа Б: “ Обширный кабинет был убран со всевозможною роскошью; около стен стояли шкафы с книгами, и над каждым бронзовый бюст; над мраморным камином было широкое зеркало; пол обит был зеленым сукном и устлан коврами…” («Выстрел»). Всевозможные предметы роскоши: мебель из дорогого дерева, чайные сервизы, картины, бронзовые бюсты говорили о том, что хозяин этого кабинета был человеком с хорошим вкусом и достатком, ведь не каждый мог позволить себе такую роскошь.

Нередко в усадьбах расписывали внутреннее пространство дома или украшали стены множеством картин.

Кроме «природно-анималистических» сюжетов «комнатные живописцы» увлекались и красочными «галантными сценами», воссоздавая в подробностях замысловатую одежду прошедших времен, а лица порой списывая со своих современников, а то и портретируя для этих сцен и собственно хозяев поместий.

В романе в стихах «Евгений Онегин» можно найти описание кабинета главного героя в его поместье:

“…И с померкшею лампадой,
И груда книг, и под окном
Кровать, покрытая ковром,
И вид в окно сквозь сумрак лунный,
И этот бледный полусвет,
И лорда Байрона портрет,
И столбик с куклою чугунной…” («Евгений Онегин»)

Как и в любом кабинете, там был стол. Хозяин этого кабинета мог допоздна трудиться, поэтому в его кабинете стояла кровать. А на стене висел портрет английского поэта-романтика со свободолюбивыми взглядами. Передовые дворяне хорошо знали Байрона, его произведения. В то время чтение было одним из любимых занятий русских дворян. Также в строках говорится о «кукле чугунной». Это была статуэтка Наполеона, чья стремительная карьера кружила головы многим молодым дворянам.

Внутреннее убранство комнат так же, как и архитектура усадьбы, показывает условия жизни персонажей и тем самым используется автором в основном для характеристики героев, играет важную роль в создании атмосферы, необходимой для воплощения авторского замысла. Создавая интерьер жилища героя, писатель проникает в глубины души человека.

1. Образование.

Усадьба создавала свой неповторимый мир. Именно она связывалась с понятием родины, пусть и малой. Питала воспоминания детства. Была, как правило, и последним прибежищем для владельцев.

Дворянские дети почти все свое детство проводили в этих самых семейных усадьбах.

“Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками…” («Капитанская дочка»)

С 18 века дети стали предметом особого общественного внимания. Забота о воспитании, комфорте ребенка являлась показателем развития общества, его высокого сознания и дворянской культуры, определявшей духовное развитие России.

Дворянские дети проходили обучение дома у учителей, которых им нанимали родители. Обычно это были учителя из заграницы: Франции или Англии.

“...В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре…” («Капитанская дочка»)

“...Кирилла Петрович выписал из Москвы для своего маленького Саши француза-учителя…” («Дубровский»)

“…У дочери его была мадам англичанка…” («Барышня-Крестьянка»)

Домашнее обучение было широко распространено в дворянской среде первой половины 19 века. Хорошее или плохое образование зависело от просвещенности, взглядов и заинтересованности родителей в судьбе детей.

В 18 - 19 веках дворяне должны были знать французский язык - даже общались на нем в своих кругах. Кто-то говорил чисто по-французски, а кто-то использовал в русской речи французские слова. Но не все дворяне могли чисто и правильно говорить на французском языке. Многие коверкали слова, говорили их на русский лад.

“…Неправильный, небрежный лепет,

Неточный выговор речей…” («Евгений Онегин»)

Дворяне читали преимущественно зарубежных авторов. До 18 века читающие барышни, девушки встречались очень редко и являлись чем-то необычным. А именно в 18-19 веках дворянские девушки стали уделять большое внимание литературе. И почти всегда их выбором являлись французские романы, повествующие о прекрасной любви.

“…Марья Гавриловна была воспитана на французских романах, и, следовательно, была влюблена…” («Метель»)

Пушкинские героини были девушками, любящими художественную литературу, чему мы можем найти подтверждение и в романе в стихах «Евгений Онегин».

Гл 2 строфа 29 «Ей рано нравились романы…»

В то время стали выпускаться журналы. Там печатали свои произведения знаменитые русские поэты и писатели. Стали популярны стихотворения. Общество стало уделять большое внимание грамотности.

“…Красавиц новых поколенье,

Журналов вняв молящий глас,

К грамматике приучит нас;

Стихи введут в употребленье…” («Евгений Онегин»)

И в повести «Дубровский» Марья Кирилловна любила читать, но помимо чтения, девушки должны были уметь играть на музыкальном инструменте.

“…чтение, прогулки и музыкальные уроки занимали Марью Кирилловну, особенно музыкальные уроки…” («Дубровский»)

Обычно этим музыкальным инструментом было фортепьяно. В 19 веке наблюдался рост общественного движения, распространения передовых идей искусства и воспитания. Музыкальное искусство и его воспитательно-образовательные возможности стали привлекать к себе все больше внимания. Музыка становится обязательной составной частью дворянского воспитания. Умение петь романсы и арии или играть на каком-нибудь музыкальном инструменте начинает рассматриваться как признак хорошего тона и благородной утонченности манер. Музыке отводится одно из главных мест в ряду тех развлечений, которыми заполнялись обильные часы досуга в дворянских особняках и усадьбах.

Всех дворянских детей без исключения обучали танцам, это был один из обязательных элементов воспитания. Сложные танцы того времени требовали хорошей хореографической подготовки, и потому обучение танцам начиналось рано (с 5-6 лет). И уже к 16-17 годам дворянские дети знали все танцы.

Итак, образование играло большую роль в дворянском обществе. Но старшее поколение больше интересовало светское воспитание дворянских отпрысков. Образование дворянских детей не всегда было на лучшем уровне, что зачастую определяло дальнейшую жизнь дворян, скучную, однообразную и пустую.

1. Повседневная жизнь и любимые занятия дворян.

В произведениях А.С. Пушкина много рассказывается о быте и любимых занятиях дворян.

1. Повседневные занятия дворян.

В основном дворяне, которые жили в усадьбах, вели спокойную, скучную жизнь, ни о чем не заботясь и не интересуясь важными государственными делами:

“…Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил…”(«Евгений Онегин»)

Скучная жизнь надоедала дворянам. Тогда они искали любые развлечения, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, отвлечься от скуки обыденной жизни. Этим занятием могло быть что угодно. Все слои населения испытывали особую страсть к азартным играм, но наибольшую популярность приобрели карточные игры. Если верить историкам, то во времена «золотого века» все дворяне с утра до вечера только и занимались тем, что играли в карты на деньги:

“…Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал,
Приказчика доклады слушал
И книжку поутру читал...
Со мной, бывало, в воскресенье,
Здесь под окном, надев очки,
Играть изволил в дурачки…” («Евгений Онегин»)

“…после обеда стали мы уговаривать хозяина прометать нам банк…”(«Выстрел»)

“…наконец велел подать карты, высыпал на стол полсотни червонцев и сел метать…” («Выстрел»)

Карточный долг являлся для них делом чести. Страсть к азартной игре доходила до того, что ставки делались не только на лошадей, но и на жизнь человека.

Многие дворяне были людьми порочными, избалованными, никто не был для них указом. Они жили в свое удовольствие, ведя праздный образ жизни.

“…В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе…” («Дубровский»)

От скуки и необразованности любимые развлечения помещиков были подчас грубы и жестоки. Некоторые дворяне держали у себя медвежат для развлечения. Такое мы можем узнать из романа «Дубровский»:

“…На дворе у Кирила Петровича воспитывались обыкновенно несколько медвежат и составляли одну из главных забав покровского помещика...” («Дубровский»)

Дворяне стравливали медвежат с другими животными и даже запирали медведя в одной клетке с гостем хозяина усадьбы. Голодного медведя запирали в клетке, привязывали его к одному углу, веревка была длиною во всю клетку, и лишь один противоположный угол был безопасным. В ту же клетку запускали гостя. Этот гость мог часами бегать по клетке и когда он, наконец, находил безопасный угол, гость прижимался к стенкам и наблюдал, как тот самый медведь в двух шагах от него рвался, ревел и пытался до него дотянуться. Хотя это было очень жестоко по отношению к самим животным, да и к человеку, которого запирали в этой клетке, дворян это очень веселило.

Других от скуки и однообразия повседневной жизни спасала охота.

Для охоты богатые помещики имели целые охотничьи хозяйства с обширным штатом прислуги. Псари ухаживали за охотничьими собаками.

В произведениях А.С. Пушкина об этом говорится в повести «Барышня-Крестьянка» и в романе «Дубровский». Дворяне, которые любили выезжать на охоту, держали псарные или конные дворы. В повести «Барышня-Крестьянка»

герои выезжали на охоту очень скромно, для своего удовольствия: “…он на охоте скакал всегда первый…” («Барышня-Крестьянка»)

“…он же всякий день, рано поутру, ходит с ружьем на охоту…” («Барышня-Крестьянка»)

А Кирила Петрович любил особую пышность, как в своей усадьбе, так и на охоте:

“…Кирила Петрович ежедневно выезжал на охоту…”(«Дубровский»)

“…Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию…”(«Дубровский»)

И лишь некоторые дворяне занимались обустройством своей усадьбы, сада и наблюдали за ведением хозяйства, читали: “…Батюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им получаемый…” («Капитанская дочка»). Это были люди образованные, уважаемые, к мнению которых прислушивались.

А помещицы сами занимались хозяйством в усадьбах или наблюдали за тем, как эту работу выполняли крепостные.

Мать Гринева в повести «Капитанская дочка» сама занималась хозяйством.

“…Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье…”

В облике матери Татьяны Лариной можно увидеть настоящую помещицу того времени. Ларина очень строго обходилась со своими крепостными:

…Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Вела расходы, брила лбы,

Ходила в баню по субботам,

Служанок била осердясь –

Всё это мужа не спросясь… («Евгений Онегин»)

Дворянские девушки и молодые дворяне вели между собой любовные переписки, где объяснялись в своих чувствах.

Описание повседневной жизни дворян в произведениях А.С. Пушкина очень многое говорит нам о героях, об их характере и нравственных ценностях.

Дворянская жизнь сочетала в себе как пороки, так и очарование этой великолепной эпохи. А.С. Пушкин с неким умилением описывает жизнь дворян, открывая нам не только лучшие стороны их жизни, но и отрицательные черты того общества. Такие развлечения, как охота и карточные игры, были следствием плохой образованности и невежества дворян. Все это является яркой характеристикой героев.

2.2 Балы.

Балы в 19 веке были излюбленным развлечением публики:

“…Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране; («Евгений Онегин»)

Балы давали все - соразмерно со своими средствами и возможностями.

Дом, где проходил бал, был ярко освещён, особенно подъезд, куда заходили гости. Празднично одетые лакеи встречали кареты, из которых выходили мужчины во фраках, мундирах, при звёздах и лентах, женщины в нарядных платьях.

Балы проходили в огромных великолепных залах, окружённых с трёх сторон колоннами. Зал освещался множеством восковых свечей в хрустальных люстрах и медных стенных подсвечниках.

Музыканты размещались у передней стены на длинных, установленных амфитеатром скамейках. В середине зала непрерывно танцевали, а на возвышениях по двум сторонам залы у стен стояло множество раскрытых ломберных столов, на которых лежали колоды нераспечатанных карт. Здесь играли, сплетничали и философствовали. Бал для дворян был местом отдыха и общения. Протанцевав минут пять, старики принимались за карты.

Если же бал проводился в маленькой усадьбе, то все двери усадьбы раскрывали и пары танцевали, переходя из одной комнаты в другую.

Очень большое и полное описание бала мы можем найти в романе «Евгений Онегин».

“…С утра дом Лариных гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались в возках,
В кибитках, в бричках и в санях.
В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей…” («Евгений Онегин»)

На балы приходило очень много народа, так что весь дом был полон людьми. Сначала все приветствовали друг друга, а позже садились за стол.

«…Но кушать подали. Четой
Идут за стол рука с рукой.

Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит, за стол садясь…” («Евгений Онегин»)

На балах было большое разнообразие блюд. Все очень дорогое и самое лучшее. Тем самым хозяин мог показать гостям свое богатство:

“…На миг умолкли разговоры;
Уста жуют. Со всех сторон
Гремят тарелки и приборы
Да рюмок раздается звон…” («Евгений Онегин»)

“…Но целью взоров и суждений
В то время жирный был пирог
(К несчастию, пересоленный);
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных...” («Евгений Онегин»)

“…Довольный праздничным обедом,
Сосед сопит перед соседом;
Подсели дамы к камельку;
Девицы шепчут в уголку;
Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый…” («Евгений Онегин»)

И наконец, наступала излюбленная часть бала - танцы. Все кружились в бальном зале. Яркие платья девушек, черные фраки мужчин так и мелькали перед глазами. Все веселились:

“… И в залу высыпали все.
И бал блестит во всей красе…”

“…Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы …” («Евгений Онегин»)

Балы проводились по определённой, утвердившейся в дворянском обществе программе. Было принято открывать бал польским танцем, или полонезом. За ним следовал вальс. Кульминацией бала была мазурка, а завершал его котильон. Кавалеры на балах заранее приглашали дам на все танцы. Дамы вместе с веером носили на запястье специальную книжечку, в которую заносили имена кавалеров, пригласивших их на определённый танец. На балах, кроме основных, были и другие старинные танцы - гавоты, кадрили, польки. Всё зависело от моды и вкусов устроителей балов.

В повести «Дубровский» мы тоже можем найти описание бала. Кирила Петрович тоже очень любил устраивать балы.

“….Барыни сели чинным полукругом, одетые по запоздалой моде, в поношенных и дорогих нарядах, все в жемчугах и бриллиантах, мужчины толпились около икры и водки, с шумным разногласием разговаривая между собою. В зале накрывали на 80 приборов. Слуги суетились, расставляя бутылки и графины и прилаживая скатерти. Наконец дворецкий провозгласил: «кушание поставлено», - и Кирила Петрович первый пошел садиться за стол, за ним двинулись дамы и важно заняли свои места…”(«Дубровский»)

Девушки были одеты в красивые пышные платья, на их шеях были дорогие украшения из драгоценных камней, но по запоздалой моде. Кавалеры были во фраках костюмах, если же это был человек военный, то он был в мундире. Барышни пытались выделиться и одеться по-особенному, богаче всех.

«Слуги стали разносить тарелки по чинам… Звон тарелок и ложек слился с шумным говором гостей, Кирила Петрович весело обозревал свою трапезу и вполне наслаждался счастием хлебосола»

На таких балах кавалеры большое внимание уделяли дамам, ухаживали за ними, приглашали их на танцы. А барышни с мужчинами заигрывали, подшучивали над ними. Множество пар складывалось именно на таких балах.

“…Кавалеры осмелились занять место подле дам. Девицы смеялись и перешептывались со своими соседями; дамы громко разговаривали через . Мужчины пили, спорили и хохотали, - словом, ужин был чрезвычайно весел и оставил по себе много приятных воспоминаний…”(«Дубровский»)

Для общения влюбленных существовал особый язык веера. Например:

- "Чтобы выразить "да", следует приложить веер левой рукой к правой щеке.
- "Нет" - приложить открытый веер правой рукой к левой щеке.
- "Я вас не люблю" - сделать закрытым веером движение в сторону.
- веер развернут, дама отмахивается - "я замужем".

Веер закрывается - "вы мне безразличны".
- подать верхним концом - симпатия и любовь.
- подать ручкой – презрение.

Также в языке веера был важен цвет самого веера.

На балу хозяин не садился за и заботился о гостях. Ужин заканчивался в 11-м часу, после чего играли русскую и гости пускались в пляс.

«Наконец около полуночи усталый хозяин прекратил танцы, приказал давать ужин, а сам отправился спать»

Бал – важный аспект жизни общества, где отражена культура русского дворянства. На балах кто-то принимал важное для себя решение, решалась чья-то судьба, кто-то находил первую любовь, кто-то расставался навсегда. Проливались слёзы счастья и радости, горя и печали, плелись интриги, распространялись сплетни, разгадывались тайны, провоцировались дуэли, велись тайные игры, шла борьба взглядов, мнений, закалялись характеры.

«Полно врать, Антон Пафнутьич. Знаем мы вас; куда тебе деньги тратить, дома живешь свинья свиньей, никого не принимаешь, своих мужиков обдираешь, знай копишь да и только»

Такое отношение к своим гостям могли позволить себе только дворяне, как Троекуров. С большим самомнением, неуважительным отношением к другим людям.

Гл 5 строфа 26

Но всё же бал является самым ярким, красочным эпизодом в художественных произведениях. По описаниям балов в произведениях А. С. Пушкина можно узнать характеристику поместного дворянства.

Заключение.

Мне удалось достичь поставленной цели. Я смогла узнать больше о дворянских усадьбах и о повседневной жизни дворян. Я поняла, что узнать о прошлом нашей страны, о культуре можно с помощью классических произведений. Описания усадьбы помещика играют большую роль в произведениях Пушкина. Убранство усадеб дворян зависело от их материального положения, предпочтений самого хозяина и моды. Любимыми занятиями дворян были охота, чтение книг, игра на музыкальных инструментах, карточные игры, балы. Дворяне показывали свое богатство в том, как пышно они устраивали балы, как обустраивали свои усадьбы. Описания усадеб А.С.Пушкина и исторические описания очень схожи. В произведениях А.С.Пушкина очень точно и ярко описывается повседневная жизнь дворян и то, как выглядели их усадьбы. С их помощью дается характеристика поместному дворянству и самому герою………………………………

Дворянская жизнь - это определенная культура, которая сочетала в себе пороки общества и очарование этой жизни. Это культура, лучшее из которой нам надо сохранять. Дворянское общество жило в гармонии с природой, в непосредственной близости к народу, сохраняя народные традиции.

От многих барских особняков, как говорится, следа не осталось. Но, к счастью, сохранились библиотеки, музеи, архивы, в которых собрано немало памятников былой усадебной культуры. Причем многие из этих памятников не просто «пылятся в забвении», но живут вместе с нами, питая нас самым главным - духовной пищей, вселяя в нас гордость за деяния минувших поколений, позволяя еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимую радость от соприкосновения с произведениями талантливых зодчих, художников, скульпторов, поэтов, музыкантов - всех тех, для кого русская усадьба была не столько «памятником архитектуры», сколько родным домом, «малой родиной».

Список литературы:

1). Охлябинин С. «Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века», Москва, «Молодая гвардия», 2006 год, 347стр.

2). Пушкин А.С. «Барышня-Крестьянка».

3). Пушкин А.С. «Выстрел».

4). Пушкин А.С. «Дубровский».

5). Пушкин А.С. «Евгений Онегин».

6). Пушкин А.С. «Капитанская дочка».

7). Пушкин А.С. «Метель».

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Введение: Быт и культура

Люди и чины

Женское образование в XVIII века

Сватовство. Брак. Развод

Искусство жизни

Заключение

Список использованной литературы

Введение: Быт и культура

Изучая вопрос русского быта, культуры XVII - XVIII столетия, мы, прежде всего, должны определить значение понятий «быт», «культура», и их отношения между собой.

Культура, прежде всего, -- понятие коллективное. Отдельный человек может быть носителем культуры, может активно участвовать в ее развитии, тем не менее, по своей природе культура, как и язык, -- явление общественное, то есть социальное. Следовательно, культура есть нечто общее, для какого - либо коллектива -- группы людей, живущих одновременно и связанных определенной социальной организацией. Из этого вытекает, что культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди общаются. Всякая структура, обслуживающая сферу социального общения, есть язык. Это означает, что она образует определенную систему знаков, употребляемых в соответствии с известными членам данного коллектива правилами. Знаками же мы называем любое материальное выражение (слова, рисунки, вещи и т. д.), которое имеет значение и, таким образом, может служить средством передачи смысла.

Следовательно, культура имеет, во-первых, коммуникационную и, во-вторых, символическую природу. Остановимся на последней и приведём некоторые примеры. Меч не более чем предмет. Как вещь он может быть выкован или сломан, его можно поместить в витрину музея, и им можно убить человека. Это все -- употребление его как предмета, но когда, будучи прикреплен к поясу или поддерживаемый перевязью помещен на бедре, меч символизирует свободного человека и является «знаком свободы», он уже предстает как символ и принадлежит культуре.

В XVIII веке русский и европейский дворянин не носит меча -- на боку его висит шпага (иногда крошечная, почти игрушечная парадная шпага, которая оружием практически не является). В этом случае шпага -- символ символа: она означает меч, а меч означает принадлежность к привилегированному сословию.

Принадлежность к дворянству означает, и обязательность определенных правил поведения, принципов чести, даже покроя одежды. Мы знаем случаи, когда «ношение неприличной дворянину одежды» (то есть крестьянского платья) или также «неприличной дворянину» бороды делались предметом тревоги политической полиции и самого императора. Шпага как оружие, шпага как часть одежды, шпага как символ, знак дворянства -- всё это различные функции предмета в общем контексте культуры.

В разных своих воплощениях символ может одновременно быть оружием, пригодным для прямого практического употребления, или полностью отделяться от непосредственной функции. Так, например, маленькая, специально предназначенная для парадов шпага исключала практическое применение, фактически являясь изображением оружия, а не оружием. Сфера парада отделялась от сферы боя эмоциями, языком жеста и функциями. Так шпага оказывается вплетенной в систему символического языка эпохи и становится фактом ее культуры.

Итак, область культуры -- всегда область символизма.

Приведем еще один пример: в наиболее ранних вариантах древнерусского законодательства («Русская правда») характер возмещения («виры»), которое нападающий должен был заплатить пострадавшему, пропорционален материальному ущербу (характеру и размеру раны), им понесенному. Однако в дальнейшем юридические нормы развиваются, казалось бы, в неожиданном направлении: рана, даже тяжелая, если она нанесена острой частью меча, влечет за собой меньшую виру, чем не столь опасные удары необнаженным оружием или рукояткой меча, чашей на пиру, или «тылесной» (тыльной) стороной кулака.

Как объяснить этот, с нашей точки зрения, парадокс? Происходит формирование морали воинского сословия, и вырабатывается понятие чести. Рана, нанесенная острой (боевой) частью холодного оружия, болезненна, но не бесчестит. Более того, она даже почетна, поскольку бьются только с равным. Не случайно в быту западноевропейского рыцарства посвящение, то есть превращение «низшего» в «высшего», требовало реального, а впоследствии знакового удара мечом. Тот, кто признавался достойным раны (позже -- знакового удара), одновременно признавался и социально равным. Удар же необнаженным мечом, рукояткой, палкой -- вообще не оружием -- бесчестит, поскольку так бьют раба.

Характерно тонкое различие, которое делается между «честным» ударом кулаком и «бесчестным» -- тыльной стороной кисти или кулака. Здесь наблюдается обратная зависимость между реальным ущербом и степенью знаковости. Сравним замену в рыцарском (потом и в дуэльном) быту реальной пощечины символическим жестом бросания перчатки, а также вообще приравнивание при вызове на дуэль оскорбительного жеста. Материальный ущерб, как и материальный достаток, как вообще вещи в их практической ценности и функции, принадлежит области практической жизни, а оскорбление, честь, защита от унижения, чувство собственного достоинства, вежливость (уважение чужого достоинства) принадлежат сфере культуры.

Культура есть память. Поэтому она всегда связана с историей, когда мы говорим о культуре нашей, современной, мы, может быть сами того не подозревая, говорим и об огромном пути, который эта культура прошла. Путь этот насчитывает тысячелетия, перешагивает границы исторических эпох, национальных культур и погружает нас в одну культуру -- культуру человечества.

Мы изучаем литературу, читаем книжки, интересуемся судьбой героев. Мы с удовольствием берем в руки роман, написанный сто, двести, триста лет назад, и мы видим, что герои его нам близки: они любят, ненавидят, совершают хорошие и плохие поступки, знают честь и бесчестие, они верны в дружбе или предатели -- и все это нам ясно. Но вместе с тем многое в поступках героев нам или совсем непонятно, или -- что хуже -- понято неправильно, не до конца. Ведь чтобы понимать смысл поведения живых людей и литературных героев прошлого, необходимо знать их культуру: их простую, обычную жизнь, их привычки, представления о мире и т. д. и т. п.

Определив, таким образом, интересующие нас аспекты культуры, мы вправе, однако, задать вопрос: не содержится ли в самом выражении «культура и быт» противоречие. В самом деле, что такое быт? Быт -- это обычное протекание жизни в ее реально-практических формах; быт -- это вещи, которые окружают нас, наши привычки и каждодневное поведение. Быт окружает нас как воздух, и, как воздух, он заметен нам только тогда, когда его не хватает или он портится. Мы замечаем особенности чужого быта, но свой быт для нас неуловим -- мы склонны его считать «просто жизнью», естественной нормой практического бытия. Итак, быт всегда находится в сфере практики, это мир вещей, прежде всего. Как же он может соприкасаться с миром символов и знаков, составляющих пространство культуры?

Вещь не существует отдельно, как нечто изолированное в контексте своего времени. Вещи связаны между собой. Когда мы входим в нелепо обставленную комнату, куда натаскали вещи самых различных стилей, у нас возникает ощущение, словно мы попали на рынок, где все кричат, и никто не слушает другого. Но может быть и другая связь. Например, мы говорите: «Это вещи моей бабушки». Тем самым мы устанавливаем некую интимную связь между предметами, обусловленную памятью о дорогом нам человеке, о его давно уже ушедшем времени, о своем детстве. Не случайно существует обычай дарить вещи «на память» -- вещи имеют память. Это как бы слова и записки, которые прошлое передает будущему.

С другой стороны, вещи властно диктуют жесты, стиль поведения и в конечном итоге психологическую установку своим обладателям. Так, например, с тех пор, как женщины стали носить брюки, у них изменилась походка, стала более спортивной, более «мужской». Одновременно произошло вторжение типично «мужского» жеста в женское поведение (например, привычка высоко закидывать при сидении ногу на ногу -- жест не только мужской, но и «американский», в Европе он традиционно считался признаком неприличной развязности). Вещи навязывают нам манеру поведения, поскольку создают вокруг себя определенный культурный контекст. Тот, кто держал в руке и современное оружие, и старый дуэльный пистолет, не может не поразиться тому, как хорошо, как ладно последний ложится в руку. Тяжесть его не ощущается -- он становится как бы продолжением тела. Дело в том, что предметы старинного быта производились вручную, форма их отрабатывалась десятилетиями, а иногда и веками, секреты производства передавались от мастера к мастеру. Это не только вырабатывало наиболее удобную форму, но и неизбежно превращало вещь в историю вещи, в память о связанных с нею жестах.

История плохо предсказывает будущее, но хорошо объясняет настоящее. Мы сейчас переживаем время увлечения историей. Вместо того чтобы изучать, как было, надо познать, как должно быть. События совершаются людьми. А люди действуют по мотивам, побуждениям своей эпохи. Если не знать этих мотивов, то действия людей часто будут казаться необъяснимыми или бессмысленными.

Люди и чины

Русское дворянство, каким мы его встречаем в XVIII было порождением петровской реформы. Среди разнообразных последствий реформ Петра I создание дворянства в функции государственно и культурно доминирующего сословия занимает не последнее место. Материалом, из которого это сословие составилось, было допетровское дворянство Московской Руси.

Дворянство Московской Руси представляло собой «служилый класс», то есть состояло из профессиональных слуг государства, главным образом военных. Их ратный труд оплачивался тем, что за службу их «помещали» на землю, иначе -- «верстали» деревнями и крестьянами. Но ни то ни другое не было их личной и наследственной собственностью. Переставая служить, дворянин должен был вернуть пожалованные ему земли в казну. Если он «уходил за ранами или увечьем», в службу должен был пойти его сын или муж дочери; если он оказывался убит, вдова через определенный срок должна была выйти замуж за человека, способного «тянуть службу», или поставить сына. Земля должна была служить. Правда, за особые заслуги ее могли пожаловать в наследственное владение, и тогда «воинник» становился «вотчинником».

Между «воинником» и «вотчинником» существовало глубокое не только социальное, но и психологическое различие. Для вотчинника война, боевая служба государству была чрезвычайным и далеко не желательным происшествием, для воинника -- повседневной службой. Вотчинник-боярин, служил великому князю и мог погибнуть на этой службе, но великий князь не был для него богом. Привязанность к земле, к Руси была для него еще окрашена местным патриотизмом, памятью о службе, которую нес его род, и о чести, которой он пользовался. Патриотизм воинника - дворянина был тесно связан с личной преданностью государю и имел государственный характер. В глазах же боярина дворянин был наемником, человеком без рода и племени и опасным соперником у государева престола. Боярин в глазах дворянина -- ленивец, уклоняющийся от государевой службы, лукавый слуга, всегда втайне готовый к крамоле. Этот взгляд, начиная с XVI века разделяют московские великие князья и цари. Но особенно интересно, что, судя по данным фольклора, он близок и крестьянской массе.

Петровская реформа, решила национальные задачи, создав государственность, обеспечившую России двухсотлетнее существование в ряду главных европейских держав и создав одну из самых ярких культур в истории человеческой цивилизации..

Деятели Петровской эпохи любили подчеркивать общенародный смысл осуществляемых в тяжких трудах реформ. В речи, посвященной Ништадтскому миру, Петр сказал, что «надлежит трудитца о пользе и прибытке общем от чего облегчен будет народ».

Личный труд Петра не был забавой, странной причудой -- это была программа, утверждение равенства всех в службе. Государственная служба приобретала для Петра почти религиозное значение грандиозной, непрерывной литургии в храме Государства. Работа была его молитвой.

И если в среде старообрядцев возникла легенда о «подменном царе» и «царе-антихристе», то выходец из народа Иван Посошков, бесспорно, отражал не только свое личное мнение, когда писал: «Великий наш монарх... на гору... сам-десят тянет». Вряд ли представляли исключение и те олонецкие мужики, которые, вспоминая Петра, говорили, что Петр -- царь так царь! Даром хлеба не ел, пуще батрака работал. Нельзя забывать и о неизменно положительном образе Петра в русском сказочном фольклоре.

Дворянство, бесспорно, поддерживало реформу. Именно отсюда черпались неотложно потребовавшиеся новые работники: офицеры для армии и флота, чиновники и дипломаты, администраторы и инженеры, ученые. То были энтузиасты труда на благо государства.

Психология служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века. Именно через службу сознавал он себя частью сословия. Петр I всячески стимулировал это чувство -- и личным примером, и рядом законодательных актов. Вершиной их явилась Табель о рангах, вырабатывавшаяся в течение ряда лет при постоянном и активном участии Петра I и опубликованная в январе 1722 года. Но и сама Табель о рангах была реализацией более общего принципа новой петровской государственности -- принципа «регулярности».

Формы петербургской (а в каком-то смысле и всей русской городской) жизни создал Петр I. Идеалом его было, как он сам выражался, регулярное -- правильное государство, где вся жизнь регламентирована, подчинена правилам. Петербург пробуждался по барабану: по этому знаку солдаты приступали к учениям, чиновники бежали в департаменты. Человек XVIII века жил как бы в двух измерениях: полдня, полжизни он посвящал государственной службе, время которой было точно установлено регламентом, полдня он находился вне ее.

Прежде всего, регламентация коснулась государственной службы. Правда, чины и должности, которые существовали в допетровской России (боярин, стольник и др.), не отменялись. Они продолжали существовать, но эти чины перестали жаловать, и постепенно, когда старики вымерли, с ними исчезли и их чины. Вместо них введена была новая служебная иерархия. Оформление ее длилось долго. 1 февраля 1721 года Петр подписал проект указа, однако он еще не вступил в силу, а был роздан государственным деятелям на обсуждение. Сделано было много замечаний и предложений (правда, Петр ни с одним из них не согласился; это была его любимая форма демократизма: он все давал обсуждать, но потом все делал по-своему). Далее решался вопрос о принятии указа о Табели. Для этого создана была специальная комиссия, и только в 1722 году этот закон вступил в силу.

Основная, первая мысль законодателя была в целом вполне трезвой: люди должны занимать должности по своим способностям и по своему реальному вкладу в государственное дело. Табель о рангах и устанавливала зависимость общественного положения человека от его места в служебной иерархии. Последнее же в идеале должно было соответствовать заслугам перед царем и отечеством. Петра волновала: возможность того, что неслужившие или нерадивые в службе родовитые люди будут оспаривать преимущества у тех, кто завоевал свой ранг усердной службой.

Большим злом в государственной структуре допетровской Руси было назначение в службу по роду. Табель о рангах отменила распределение мест по крови, по знатности, приводившее к тому, что почти каждое решение оказывалось сложной, запутанной историей. Оно порождало множество распрей, шумных дел, судебных разбирательств: имеет ли право данный сын занимать данное место, если его отец занимал такое-то место, и т. д. Приказ, ведавший назначениями, был завален подобными делами даже во время военных действий: прямо накануне сражений очень часто возникали непримиримые местнические споры из-за права по роду занять более высокое место, чем соперник. Начинался счет отцами, дедами, родом -- и это, конечно, стало для деловой государственности огромной помехой. Первоначальной идеей Петра и было стремление привести в соответствие должность и оказываемый почет, а должности распределять в зависимости от личных заслуг перед государством и способностей, а не от знатности рода. Правда, уже с самого начала делалась существенная оговорка: это не распространялось на членов царской семьи, которые всегда получали в службе превосходство.

Табель о рангах делила все виды службы на воинскую, статскую и придворную. Первая, в свою очередь, делилась на сухопутную и морскую (особо была выделена гвардия). Все чины были разделены на 14 классов, из которых первые пять составляли генералитет (V класс сухопутных воинских чинов составляли бригадиры; этот чин был впоследствии упразднен). Классы VI--VIII составляли штаб-офицерские, а IX--XIV -- обер-офицерские чины.

Табель о рангах ставила военную службу в привилегированное положение. Это выражалось, в частности, в том, что все 14 классов в воинской службе давали право наследственного дворянства, в статской же службе такое право давалось лишь начиная с VIII класса. Это означало, что самый низший обер-офицерский чин в военной службе уже давал потомственное дворянство, между тем как в статской для этого надо было дослужиться до коллежского асессора или надворного советника.

Из этого положения в дальнейшем проистекло различие между наследственными (так называемыми «столбовыми») дворянами и дворянами личными. Впоследствии личное дворянство давали также ордена (дворянин «по кресту») и академические звания. Личный дворянин пользовался рядом сословных прав дворянства: он был освобожден от телесных наказаний, подушного оклада, рекрутской повинности. Однако он не мог передать этих прав своим детям, не имел права владеть крестьянами, участвовать в дворянских собраниях и занимать дворянские выборные должности.

Военная служба считалась преимущественно дворянской службой -- статская не считалась «благородной». Ее называли «подьяческой», в ней всегда было больше разночинцев, и ею принято было гнушаться. Исключение составляла дипломатическая служба, также считавшаяся «благородной». Лишь в Александровское и позже в николаевское время статский чиновник начинает в определенной мере претендовать на общественное уважение рядом с офицером. И все же почти до самого конца «петербургского периода» правительство в случае, если требовался энергический, расторопный и желательно честный администратор, предпочитало не «специалиста», а гвардейского офицера. Так, Николай I назначил в 1836 году генерала от кавалерии графа Николая Александровича Протасова обер-прокурором святейшего Синода, то есть практически поставил его во главе русской церкви. И тот без года двадцать лет исполнял эту должность, с успехом приблизив духовные семинарии по характеру обучения к военным училищам.

Однако правительственная склонность к военному управлению и та симпатия, которой пользовался мундир в обществе, -- в частности, дамском, -- проистекали из разных источников. Первое обусловлено общим характером власти. Русские императоры были военными и получали военное воспитание и образование. Они привыкали с детства смотреть на армию как на идеал организации; их эстетические представления складывались под влиянием парадов, они носили фраки, только путешествуя за границей. Нерассуждающий, исполнительный офицер представлялся им наиболее надежной и психологически понятной фигурой. Даже среди статских чиновников империи трудно назвать лицо, которое хотя бы в молодости, хоть несколько лет не носило бы офицерского мундира.

Иную основу имел «культ мундира» в дворянском быту. Конечно, особенно в глазах прекрасного пола, не последнюю роль играла эстетическая оценка: расшитый, сверкающий золотом или серебром гусарский, сине-красный уланский, белый (парадный) конногвардейский мундир был красивее, чем бархатный кафтан щеголя или синий фрак англомана. До того как романтизм ввел моду на разочарованность и сплин, в молодом человеке ценилась удаль, умение жить широко, весело и беспечно. И хотя маменьки предпочитали солидных женихов во фраках, сердца их дочерей склонялись к лихим поручикам и ротмистрам, весь капитал которых состоял в неоплатных долгах и видах на наследство от богатых тетушек.

И все же предпочтение военного статскому имело более весомую причину. Табель о рангах создавала военно-бюрократическую машину государственного управления. Власть государства покоилась на двух фигурах: офицере и чиновнике, однако социокультурный облик этих двух кариатид был различным. Чиновник -- человек, само название которого производится от слова «чин». «Чин» в древнерусском языке означает «порядок». И хотя чин, вопреки замыслам Петра, очень скоро разошелся с реальной должностью человека, превратившись в почти мистическую бюрократическую фикцию, фикция эта имела в то же время и совершенно практический смысл. Чиновник -- человек жалованья, его благосостояние непосредственно зависит от государства. Он привязан к административной машине и не может без нее существовать. Связь эта грубо напоминает о себе первого числа каждого месяца, когда по всей территории Российской Империи чиновникам должны были выплачивать жалованье.

Имелась и еще одна сторона жизни чиновника, определявшая его низкий общественный престиж. Запутанность законов и общий дух государственного произвола, ярчайшим образом проявившийся в чиновничьей службе, привели (и не могли не привести) к тому, что русская культура XVIII века практически не создала образов беспристрастного судьи, справедливого администратора -- бескорыстного защитника слабых и угнетенных. Чиновник в общественном сознании ассоциировался с крючкотвором и взяточником. Не случайно исключением в общественной оценке были чиновники иностранной коллегии, чья служба для взяткобрателя не была заманчивой, но зато давала простор честолюбивым видам. От служащих Коллегии иностранных дел требовались безукоризненные манеры, хороший французский язык.

Русская бюрократия, являясь важным фактором государственной жизни, почти не оставила следа в духовной жизни России: она не создала ни своей культуры, ни своей этики, ни даже своей идеологии. Когда в пореформенной жизни потребовались журналисты, деятели обновленного суда, адвокаты, то они, особенно в первые десятилетия после отмены крепостного права, появлялись из совсем другой среды, в первую очередь из той, которая была связана с церковью, с белым духовенством и которую петровская реформа, казалось, отодвинула на второй план.

Как это ни покажется странным, следует сказать, что и крепостное право имело для истории русской культуры в целом некоторые положительные стороны. Именно на нем покоилась, пусть извращенная в своей основе, но все же определенная независимость дворян от власти -- то, без чего культура невозможна. Офицер служил не из-за денег. Жалованье его едва покрывало расходы, которых требовала военная жизнь, особенно в столице, в гвардии. Конечно, были казнокрады: где-нибудь в армейском полку в провинции можно было сэкономить на сене для лошадей, на ремонте лошадей, на солдатской амуниции, но нередко командиру роты, полка, шефу полка для того, чтобы содержать свою часть «в порядке», приходилось доплачивать из своего кармана, особенно перед царскими смотрами. Если вспомнить, что обычаи требовали от офицера гораздо более разгульной жизни, чем от чиновника, что отставать от товарищей в этом отношении считалось неприличным, то нам станет ясно, что военная служба не могла считаться доходным занятием. Ее обязательность для дворянина состояла в том, что человек в России, если он не принадлежал к податному сословию, не мог не служить. Без службы нельзя было получить чина, и дворянин, не имеющий чина, показался бы чем-то вроде белой вороны. При оформлении любых казенных бумаг (купчих, закладов, актов покупки или продажи, при выписке заграничного паспорта и т. д.) надо было указывать не только фамилию, но и чин. Впрочем, если дворянин действительно никогда не служил (а это мог себе позволить только магнат, сын знатнейшего вельможи, основное время проживающий за границей), то, как правило, родня устраивала ему фиктивную службу (чаще всего -- придворную). Он брал долгосрочный отпуск «для лечения» или «для поправки домашних дел», к старости «дослуживался» (чины шли за выслугу) до какого-нибудь обер-гофмейстера и выходил в отставку в генеральском чине. В Москве второй половины 1820-х годов, когда заботливые маменьки начали опасаться отпускать своих мечтательных и склонных к немецкой философии отпрысков в гвардейскую казарму, типичной фиктивной службой сделалось поступление в Архив коллегии иностранных дел. Начальник архива Д. Н. Бантыш-Каменский охотно зачислял этих молодых людей (их в обществе стали иронически называть «архивными юношами») «сверх штата», то есть без жалованья и без каких-либо служебных обязанностей, просто по старомосковской доброте и из желания угодить дамам.

Одновременно с распределением чинов шло распределение выгод и почестей. Бюрократическое государство создало огромную лестницу человеческих отношений, нам сейчас совершенно непонятных. Право на уважение распределялось по чинам. В реальном быту это наиболее ярко проявилось в установленных формах обращения к особам разных чинов в соответствии с их классом.

Место чина в служебной иерархии связано было с получением (или неполучением) многих реальных привилегий. По чинам, к примеру, давали лошадей на почтовых станциях.

В XVIII веке, при Петре I, в России учреждена была «регулярная» почта. Она представляла собой сеть станций, управляемых специальными чиновниками. В распоряжении станционного смотрителя находились государственные ямщики, кибитки, лошади. Те, кто ездили по государственной надобности -- с подорожной или же по своей надобности, но на прогонных почтовых лошадях, приезжая на станцию, оставляли усталых лошадей и брали свежих. Стоимость езды для фельдъегерей оплачивалась государством. Едущие «по собственной надобности» платили за лошадей. Поэтому провинциальный помещик предпочитал ездить на собственных лошадях, что замедляло путешествие, но делало его значительно дешевле.

При получении лошадей на станциях существовал строгий порядок: вперед, без очереди, пропускались фельдъегеря со срочными государственными пакетами, а остальным давали лошадей по чинам: особы I--III классов могли брать до двенадцати лошадей, с IV класса -- до восьми и так далее, вплоть до бедных чиновников VI--IX классов, которым приходилось довольствоваться одной каретой с двумя лошадьми. Но часто бывало и по-другому: проезжему генералу отдали всех лошадей -- остальные сидят и ждут... А лихой гусарский поручик, приехавший на станцию пьяным, мог побить беззащитного станционного смотрителя и силой забрать лошадей больше, чем ему было положено.

По чинам же в XVIII веке слуги носили блюда на званых обедах, и сидевшие на «нижнем» конце стола гости часто созерцали лишь пустые тарелки. В это время угощение «по чинам» входило в обязательный ритуал тех огромных пиров, где за столом встречались совершенно незнакомые люди, и даже хлебосольный хозяин не мог вспомнить всех своих гостей. Лишь в XIX веке этот обычай стал считаться устаревшим, хотя в провинции порой удерживался.

Число коллежских асессоров или сенатских секретарей, дослужившихся до личного дворянства, было очень велико, особенно в XIX веке, когда бюрократическая машина быстро росла. Но важнее другое: 1816 год -- время окончания десятилетия наполеоновских войн, которые буквально выкосили целое поколение молодых офицеров. Естественно, что в этих условиях производство из числа заслуженных унтер-офицеров в обер-офицерские чины было намного выше среднего для рассматриваемой эпохи. Дворянство оставалось служилым сословием. Но само понятие службы сделалось сложно противоречивым. В нем можно различить борьбу государственно-уставных и семейственно-корпоративных тенденций. Последние существенно усложняли структуру реальной жизни дворянского сословия XVIII века.

Женское образование XVIII века

Вопрос о месте женщины в обществе неизменно связывался с отношением к ее образованию. Знание традиционно считалось привилегией мужчин, образование женщины обернулось проблемой ее места в обществе, созданном мужчинами. Не только государственность, но и общественная жизнь строилась как бы для мужчин: женщина, которая претендовала на серьезное положение в сфере культуры, тем самым присваивала себе часть «мужских ролей». Фактически весь век был отмечен борьбой женщины за то, чтобы, завоевав право на место в культуре, не потерять права быть женщиной. На первых порах инициатором приобщения женщины к просвещению стало государство. Еще с начала века, в царствовании Петра I, столь важный в женской жизни вопрос, как замужество, неожиданно связался с образованием. Петр специальным указом предписал неграмотных дворянских девушек, которые не могут подписать хотя бы свою фамилию, -- не венчать. Так возникает, хотя пока что и в исключительно своеобразной форме, проблема женского образования. Однако в начале XVIII века вопрос грамотности был поставлен совершенно по-новому. И очень остро. Необходимость женского образования и характер его стали предметом споров и связались с общим пересмотром типа жизни, типа быта. Отношение самой женщины к грамоте, книге, образованию было еще очень напряженным.

Подлинный переворот в педагогические представления русского общества XVIII века внесла мысль о необходимости специфики женского образования. Мы привыкли к тому, что прогрессивные направления в педагогике связываются со стремлением к одинаковой постановке обучения мальчиков и девочек. Однако «общее» образование в XVIII веке практически было образованием мужским, и идея приобщения девушек к «мужскому образованию» всегда означала ограничение его доступности для них. Предполагалось, что могут быть только счастливые исключения -- женщины столь одаренные, что способны идти вровень с мужчинами. Теперь же возникла идея просвещения всех дворянских женщин. Решить этот вопрос практически, а не в абстрактно-идеальной форме можно было, только выработав систему женского обучения.

Поэтому сразу же встала проблема учебных заведений.

Учебные заведения для девушек -- такова была потребность времени -- приняли двоякий характер: появились частные пансионы, но одновременно возникла и государственная система образования. В итоге возникло то учебное заведение, которое потом существовало довольно долго и называлось по помещению, где оно располагалось, Смольным институтом, а ученицы его -- смолянками. Смольный институт в Воскресенском женском монастыре (в XVIII веке -- на тогдашней окраине Петербурга) был задуман как учебное заведение с очень широкой программой. Предполагалось, что смолянки будут обучаться по крайней мере, двум языкам (кроме родного, немецкому и французскому; позже в план внесли итальянский), а также физике, математике, астрономии, танцам и архитектуре. Как обнаружилось впоследствии, все это в значительной степени осталось на бумаге.

Общая структура Смольного института была такова. Основную массу составляли девушки дворянского происхождения, но при Институте существовало «Училище для малолетних девушек» недворянского происхождения, которых готовили для ролей будущих учительниц и воспитательниц. Эти две «половины» враждовали между собой. «Дворянки» дразнили «мещанок», и те не оставались в долгу.

Учиться в Смольном институте считалось почетным, и среди смолянок попадались девушки из очень богатых и знатных семей. Однако чаще институтки происходили из семей не очень богатых, но сохранивших еще хорошие связи. Там можно было встретить и дочерей героически погибших генералов, не сумевших обеспечить их будущее хорошим приданым, и девушек из знатных, но обедневших семей, и совсем не знатных девушек, чьи отцы, однако, заслужили покровительство при дворе. Обучение в Смольном институте длилось девять лет. Сюда привозили маленьких девочек пяти-шести лет, и в течение девяти лет они жили в институте, как правило, не видя, или почти не видя, дома. Если родители, жившие в Петербурге, еще могли посещать своих дочерей, то небогатые, особенно провинциальные институтки на годы были разлучены с родными. Такая изоляция смолянок была частью продуманной системы. Изоляция девочек и девушек от родных потребовалась для совершенно иной цели: из смолянок делали придворные игрушки. Они стали обязательными участницами дворцовых балов. Все их мечты, надежды, помышления формировались придворной атмосферой. Однако, по сути дела, после окончания института любимые игрушки мало кого интересовали. Правда, из одних смолянок делали фрейлин, другие превращались в светских невест; но нередко окончившие Смольный институт бедные девушки становились чиновницами, воспитательницами или учительницами в женских учебных заведениях, а то и просто приживалками. Девять лет обучения разделялись на три ступени. Учение на первой ступени длилось три года. Учениц низшей ступени называли «кофейницами»: они носили платьица кофейного цвета с белыми коленкоровыми передниками. Жили они в дортуарах по девять человек; в каждом дортуаре проживала также приставленная к ним дама. Кроме того, имелась также классная дама -- надзор был строгий, почти монастырский. Средняя группа -- «голубые» -- славилась своей отчаянностью. «Голубые» всегда безобразничали, дразнили учительниц, не делали уроков. Это -- девочки переходного возраста, и сладу с ними не было никакого. Девочек старшей группы называли «белые», хотя на занятиях они носили зеленые платья. Белые платья -- бальные. Этим девушкам разрешалось уже в институте устраивать балы.

Обучение в Смольном институте, несмотря на широкие замыслы, было поверхностным. Исключение составляли лишь языки. Здесь требования продолжали оставаться очень серьезными, и воспитанницы действительно достигали больших успехов. Из остальных же предметов значение фактически придавалось только танцам и рукоделию. Что же касалось изучения всех других наук, столь пышно объявленного в программе, то оно было весьма неглубоким. Физика сводилась к забавным фокусам, математика -- к самым элементарным знаниям. Только литературу преподавали немного лучше. Отношение смолянок к занятиям во многом зависело от положения их семей. Девушки победнее учились, как правило, очень прилежно, потому что институтки, занявшие первое, второе и третье места, получали при выпуске «шифр» (так назывался украшенный бриллиантами вензель императрицы). Смолянки, окончившие с шифром, могли надеяться стать фрейлинами, а это для бедной девушки было, конечно, очень важно. Что же касается институток из семей знатных, то они хотели, окончив институт, выйти замуж и только. Учились они часто спустя рукава. Центральным событием институтской жизни был публичный экзамен, на котором, как правило, присутствовали члены царской семьи и сам император. Здесь вопросы давались заранее. Девушка получала накануне экзамена один билет, который она и должна была выучить, чтобы назавтра по нему ответить. Правда, воспоминания свидетельствуют, что и этот показной экзамен вызывал у институток достаточно волнений! Праздничная сторона жизни смолянок, связанная с придворными балами, во многом была показной. Впрочем, характер их будней и праздников менялся в зависимости от придворных веяний. Однако праздничные дни были редкими. Каждодневная же жизнь институток не вызывала зависти. Обстановка в этом привилегированном учебном заведении была весьма тяжелой. Фактически дети оказывались полностью отданными на произвол надзирательниц. Состав надзирательниц не был одинаковым. О многих из них окончившие институт впоследствии вспоминали с благодарностью, но общая масса была иной. Надзирательницы часто набирались из числа женщин, чьи собственные судьбы сложились неудачно. Уже сама необходимость до старости лет пребывать на жалованье в ту эпоху считалась аномальной. И, как это часто бывает с людьми, для которых педагогическая деятельность не определяется призванием и интересом, а есть лишь следствие случайности или жизненных неудач, воспитательницы нередко использовали власть над детьми как возможность своего рода психологической компенсации.

Особенно доставалось девочкам и девушкам из небогатых семей. В институте постоянно кипели страсти; интриги неизбежно затягивали и учениц. В мемуарах, посвященных этим годам, бывшие смолянки часто говорили об институте с горечью или насмешкой, называя своих воспитательниц «подлинными ведьмами». А поскольку родители к девочкам не приезжали, то деспотизм этих надзирательниц чувствовался особенно сильно. Но самой тяжелой для институток оказывалась суровость распорядка. Подъем -- в шесть часов утра, уроков ежедневно -- шесть или восемь (правда, на уроках зачастую мало что делали, но присутствие было обязательным). Отведенное для игр время строго ограничивалось. Воспитательницы, от которых зависел реальный режим жизни в институте, как правило, не имели педагогического образования и образцом избирали уклад монастырского приюта или казарменный режим. На таком фоне особенно бросалась в глаза изолированность институток от внешнего мира и искусственность среды, в которой они проводили долгие годы. Девушки выходили из института, совершенно не имея представления о реальной жизни. Им казалось, что за стенами института их ожидает нескончаемый праздник, придворный бал. Плохим было и питание смолянок. Начальство, особенно экономы, злоупотребляли своим положением, наживаясь за счет воспитанниц. Однажды на маскарадном балу одна из бывших институток рассказала об этом Николаю I. Царь не поверил. Тогда она сказала, чтобы он приезжал с черного крыльца, прямо на кухню, без предупреждения. Николай I, на практике множа бюрократию, любил эффектные сцены непосредственного вмешательства царя, который наказует зло, чинит расправу с недостойным и награждает достойного. Он действительно нагрянул на кухню и лично попробовал бурду, наполнявшую котел. В котле кипело какое-то варево. «Что это?» -- гневно вопросил Николай. Ему ответили: «Уха». В супе, действительно, плавало несколько маленьких рыбок... Однако эффектная сцена не изменила положения: эконом в конечном счете выпутался, и все окончилось для него благополучно. Чуть-чуть лучше было положение богатых девушек. Имеющие деньги, во-первых, могли, внеся специальную плату, пить утром чай в комнате воспитательниц, отдельно от других институток. Кроме того, они подкупали сторожа, и он бегал в лавочку и приносил в карманах сладости, которые потихоньку съедались.

Нравы институток также воспитывались атмосферой полной изоляции от жизни. Первым, что слышали девочки-«кофейницы», попадая в Смольный институт, были указания старших воспитанниц на обычай кого-нибудь «обожать». Эта институтская манера состояла в том, что девочки должны были выбрать себе предмет любви и поклонения. Как правило, это были девицы из «белой» группы. На вопрос одной простодушной девочки (которая потом рассказала об этом в мемуарах), что значит «обожать», ей объяснили: надо выбрать «предмет» обожания и, когда «предмет» проходит мимо, шептать: «Восхитительная!», «Обожаемая!», «Ангел», писать это на книгах и т. д. Только «голубых», как правило, никто не обожал: они дергали младших за волосы и дразнили их. В самой старшей группе «обожали», как правило, членов царской семьи -- это культивировалось. «Обожали» императрицу, но особенно императора. При Николае I «обожание» приняло характер экстатического поклонения. Николай был, особенно смолоду, хорош собой: высокого роста, с правильным, хотя и неподвижным лицом. Истерическое поклонение государю многие смолянки переносили за стены учебного заведения, в придворную среду, особенно -- в круг фрейлин. Внимание двора распространялось не только на воспитанниц Смольного института, но и на дам-преподавательниц, и вообще на все окружение института. Строгости захватывали даже дочерей воспитательниц, от которых также требовалось соблюдение всех условностей петербургского общества.

Забота двора и воспитательниц о благополучии смолянок оказывалась, по сути, лицемерной игрой. Одна из бывших институток с горечью вспоминала, что после смерти одной из ее подруг, девушки из небогатой семьи, никто даже не позаботился приобрести крашеный гроб. Девушки должны были сами собрать деньги и каким-то образом организовать похороны. Сломанная игрушка оказалась никому не нужной. Смолянки еще в николаевскую эпоху славились особой «институтской» чувствительностью. Такая чувствительность не была изобретением смолянок. Чувства принадлежат не только природе, но и культуре. Дворянская женщина конца XVIII века соединяла в себе не только два воспитания, но и два психологических типа. Хотя они были противоположны и порождали полярные виды поведения, но оба были искренни. Воспитанная крепостной нянькой, выросшая в деревне или, по крайней мере, проводившая значительную часть года в поместье родителей, девушка усваивала определенные нормы выражения чувств и эмоционального поведения, принятые в народной среде. Этим нормам была свойственна определенная сдержанность, однако в ином культурном контексте те же самые дворянки могли падать в обмороки или же заливаться слезами. Такое поведение воспринималось как «образованное» так вели себя европейские дамы.

Смольный институт был отнюдь не единственным женским учебным заведением в России. Возникали частные пансионы. Уровень обучения зачастую оказывался весьма невысоким. Систематически учили лишь языку и танцам. Воспитательницами были, как правило, француженки или немки. Во французских пансионах, учениц в грубой и упрощенной форме приобщали к манерам французского общества дореволюционной поры, в немецких -- к навыкам бюргерского ведения хозяйства и воспитания. Таким образом, пансионская система оказывалась направленной на то, чтобы девушка вышла замуж, стала (по французским ли, по немецким ли представлениям) хорошей женой.

Третий вид женского образования -- домашнее. Девочка поступала под надзор гувернантки -- чаще всего француженки. В целом образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним. Оно ограничивалось обычно навыком бытового разговора на одном-двух иностранных языках (чаще всего -- на французском или немецком; знание английского языка свидетельствовало о более высоком, чем средний, уровне образования), умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начатками истории, географии и словесности. С началом выездов в свет обучение прекращалось. Конечно, бывали и исключения. Цели и качество обучения зависели не только от учителей, но и от состоятельности семьи, от ее духовной направленности. Тип русской образованной женщины, особенно в столицах, стал складываться уже в 30-х годах XVIII века. Однако в целом женское образование в России XVIII века не имело ни своего Лицея, ни своего Московского или Дерптского университетов. Тот тип высокодуховной русской женщины, сложился под воздействием русской литературы и культуры эпохи.

Танцы были важным структурным элементом дворянского быта. Их роль существенно отличалась как от функции танцев в народном быту того времени, так и от современной. В жизни русского столичного дворянина XVIII века время разделялось на две половины: пребывание дома было посвящено семейным и хозяйственным заботам здесь дворянин выступал как частное лицо; другую половину занимала служба -- военная или статская, в которой дворянин выступал как верноподданный, служа государю и государству, как представитель дворянства перед лицом других сословий.

Противопоставление этих двух форм поведения снималось в венчающем день «собрании» -- на балу или званом вечере. Здесь реализовывалась общественная жизнь дворянина: он не был ни частное лицо в частном быту, ни служивый человек на государственной службе он был дворянин в дворянском собрании, человек своего сословия среди своих. Таким образом, бал оказывался, с одной стороны, сферой, противоположной службе -- областью непринужденного общения, светского отдыха, местом, где границы служебной иерархии ослаблялись. Присутствие дам, танцы, нормы светского общения вводили внеслужебные ценностные критерии, и юный поручик, ловко танцующий и умеющий смешить дам, мог почувствовать себя выше стареющего, побывавшего в сражениях полковника. С другой стороны, бал был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта. В этом смысле светская жизнь получала ценность общественного дела. Внутренняя организация бала делалась задачей исключительной культурной важности, так как была призвана дать формы общению «кавалеров» и «дам», определить тип социального поведения внутри дворянской культуры. Это повлекло за собой ритуализацию бала, создание строгой последовательности частей, выделение устойчивых и обязательных элементов. Возникала грамматика бала, а сам он складывался в некоторое целостное театрализованное представление, в котором каждому элементу (от входа в залу до разъезда) соответствовали типовые эмоции, фиксированные значения, стили поведения. Основным элементом бала как общественно-эстетического действа были танцы. Они служили организующим стержнем вечера, задавали тип и стиль беседы. «Мазурочная болтовня» требовала поверхностных, неглубоких тем, но также занимательности и остроты разговора, способности к быстрому эпиграмматическому ответу.

Обучение танцам начиналось рано -- с пяти-шести лет. Раннее обучение танцам было мучительным и напоминало жесткую тренировку спортсмена. Длительная тренировка придавала молодому человеку не только ловкость во время танцев, но и уверенность в движениях, свободу и непринужденность в постановке фигуры, что определенным образом влияло и на психический строй человека: в условном мире светского общения он чувствовал себя уверенно и свободно, как опытный актер на сцене. Изящество, сказывающееся в точности движений, являлось признаком хорошего воспитания.

Бал в начале XIX века начинался польским (полонезом), который в торжественной функции первого танца сменил менуэт. Второй бальный танец -- вальс. Вальс состоял из одних и тех же постоянно повторяющихся движений. Ощущение однообразия усиливалось также тем, что «в это время вальс танцевали в два, а не в три па, как сейчас». Вальс создавал для нежных объяснений особенно удобную обстановку: близость танцующих способствовала интимности, а соприкосновение рук позволяло передавать записки. Вальс танцевали долго, его можно было прерывать, присаживаться и потом снова включаться в очередной тур. Таким образом, танец создавал идеальные условия для нежных объяснений. Вальс был допущен на балы Европы как дань новому времени. Это был танец модный и молодежный. Последовательность танцев во время бала образовывала динамическую композицию. Каждый танец, имеющий свои интонации и темп, задавал определенный стиль не только движений, но и разговора. Цепь танцев организовывала и последовательность настроений. Каждый танец влек за собой приличные для него темы разговоров. При этом следует иметь в виду, что разговор, беседа составляла не меньшую часть танца, чем движение и музыка. Выражение «мазурочная болтовня» не было пренебрежительным. Непроизвольные шутки, нежные признания и решительные объяснения распределялись по композиции следующих друг за другом танцев. Мазурка составляла центр бала и знаменовала собой его кульминацию. Мазурка танцевалась с многочисленными причудливыми фшурами и мужским соло, составляющим кульминацию танца. И солист, и распорядитель мазурки должны были проявлять изобретательность и способность импровизировать. В пределах мазурки существовало несколько резко выраженных стилей. Отличие между столицей и провинцией выражалось в противопоставлении «изысканного» и «бравурного» исполнения мазурки. Выбор себе пары воспринимался как знак интереса, благосклонности или влюбленности (. к кавалеру (или даме) подводят двух дам (или кавалеров) с предложением выбрать). В некоторых случаях выбор был сопряжен с угадыванием качеств, загаданных танцорами. Котильон -- вид кадрили, один из заключающих бал танцев -- танцевался на мотив вальса и представлял собой танец-игру, самый непринужденный, разнообразный и шаловливый танец.

Бал был не единственной возможностью весело и шумно провести ночь молодым людям. Альтернативой ему были: игры юношей разгульных, грозы дозоров караульных: холостые попойки в компании молодых гуляк, офицеров-бретеров, прославленных «шалунов» и пьяниц. Бал, как приличное и вполне светское времяпровождение, противопоставлялся этому разгулу, который, хотя и культивировался в определенных гвардейских кругах, в целом воспринимался как проявление «дурного тона», допустимое для молодого человека лишь в определенных, умеренных пределах. Поздние попойки, начинаясь в одном из петербургских ресторанов, оканчивались где-нибудь в «Красном кабачке», стоявшем на седьмой версте по Петербургской дороге и бывшем излюбленным местом офицерского разгула. Жестокая картежная игра и шумные походы по ночным петербургским улицам дополняли картину.

Бал обладал стройной композицией. Это было как бы некоторое праздничное целое, подчиненное движению от строгой формы торжественного балета к вариативным формам хореографической игры. Однако для того, чтобы понять смысл бала как целого, его следует осознать в противопоставлении двум крайним полюсам: параду и маскараду. Парад представлял собой своеобразный, тщательно продуманный ритуал. Он был противоположен сражению, парад -- подчинения, превращающего армию в балет. В отношении к параду бал выступал как нечто прямо противоположное. Подчинению, дисциплине, бал противопоставлял веселье, свободу, а суровой подавленности человека -- радостное его возбуждение. И все же то, что бал предполагал композицию и строгую внутреннюю организацию, ограничивало свободу внутри него. Это вызвало необходимость еще одного элемента, запланированного и предусмотренного хаоса. Такую роль принял на себя маскарад. Маскарадное переодевание в принципе противоречило глубоким церковным традициям. В православном сознании это был один из наиболее устойчивых признаков бесовства. Переодевание и элементы маскарада в народной культуре допускались лишь в тех ритуальных действах рождественского и весеннего циклов, которые должны были имитировать изгнание бесов и в которых нашли себе убежище остатки языческих представлений. Поэтому европейская традиция маскарада проникала в дворянский быт XVIII века с трудом или же сливалась с фольклорным ряженьем. Парад и маскарад составляли блистательную раму картины, в центре которой располагался бал.

Сватовство. Брак. Развод

Ритуал замужества в дворянском обществе XVIII века носит следы тех же противоречий, что и вся бытовая жизнь. Традиционные русские обычаи вступали в конфликт с представлениями о европеизме. Но сам этот «европеизм» был весьма далек от европейской реальности. В XVIII веке в русском дворянском быту еще доминировали традиционные формы вступления в брак: жених добивался согласия родителей, после чего уже следовало объяснение с невестой. Предварительное объяснение в любви, да и вообще романтические отношения между молодыми людьми хотя и вторгались в практику, но по нормам приличия считались необязательными или даже нежелательными. Молодежь осуждала строгость родительских требований, считая их результатом необразованности и противопоставляя им «европейское просвещение». Однако в качестве «европейского просвещения» выступала не реальная действительность Запада, а представления, навеянные романами. Таким образом, романные ситуации вторгались в тот русский быт, который сознавался как «просвещенный» и «западный». Любопытно отметить, что «западные» формы брака на самом деле постоянно существовали в русском обществе с самых архаических времен, но воспринимались сначала как языческие, а потом как «безнравственные», запретные. Нарушение родительской воли и похищение невесты не входило в нормы европейского поведения, зато являлось общим местом романтических сюжетов. То, что практически существовало в Древней Руси, но воспринималось как преступление, для романтического сознания на рубеже XVII-XVIII веков неожиданно предстало в качестве «европейской» альтернативы прародительским нравам.

Подобные документы

Исторические этапы развития дворянского сословия в России, его своеобразие и отличительные признаки. Состояние дворянства в пореформенной России. Исторические предпосылки для создания быта женщины-дворянки во второй половине XIX века и начале XX века.

контрольная работа , добавлен 27.12.2009


Особенности русского быта. Обустройство усадьбы дворянина. Деревянная крестьянская изба как основное жилище населения России, устройство русской печи. Досуг и обычаи, основные семейные обряды, христианские праздники. Одежда, главные продукты питания.

презентация , добавлен 24.10.2013


Изучение модели и практики дворянского быта, образования и государственной службы. Выявление в этих трех сферах жизнедеятельности общих характеристик, исходя из которых, можно представить магистраль развития дворянского сословия в XVIII-XIX веках.

курсовая работа , добавлен 07.09.2017


Быт и обычаи царского двора до петровских преобразований: бытовые картины, развлечения и забавы. "Европеизация" культуры и быта русского дворянства в эпоху Петра Первого: развлечения, одежда и украшения. Быт и нравы семьи Петра Первого и его окружения.

курсовая работа , добавлен 20.11.2008


Внешние формы поведения русского дворянства в XIX веке, нравственная сторона светского воспитания и культуры русского застолья. Гостеприимство русских дворян, сервировка застолья. Вера в приметы и суеверия в среде помещичьего и столичного дворянства.

контрольная работа , добавлен 06.11.2009


Развитие и достижения науки России начала XVIII века, открытия в области промышленности и фармацевтики, медицины. Реформы Петра в области медицины, открытие школ с иностранными методами обучения. Пути реформирования быта и развитие новых видов искусств.

презентация , добавлен 12.11.2009


Амурский вопрос в XVIII веке, международные отношения на Дальнем Востоке. Россия на Дальнем Востоке в середине XIX века. Роль Н.Н. Муравьева и Г.И. Невельского в возвращении дальневосточных территорий. Русские казаки. Русско-китайские договоры XIX века.

реферат , добавлен 07.03.2009


Образование Древнерусского государства и вопрос о происхождении государства в историографии. Теории родового, общинного и задружного быта русских племен в середине IX века. Норманская и антинорманская теории происхождения Киевского государства.

контрольная работа , добавлен 01.09.2011


Влияние природной среды на городскую жизнь. Связь бытовых условий жизни и застройки городов. Социальная структура и нравы горожан. Дворянское общество провинциального города. Особенности быта купечества. Парадоксы административного управления городами.

дипломная работа , добавлен 07.04.2015


Характеристика русской истории 19 века. Процесс демократизации культуры. Взаимовлияние сословных культурв городе и деревне, столицах и провинции, в атмосфере "разряженного воздуха" усадьбы. Сходства, различия и достижения городского и деревенского быта.

Исторические предпосылки для создания быта женщины - дворянки

Рассмотрев понятие «дворянство», надо также уяснить, что женщина-дворянка получала это сословие только по наследству, т.е. для этого она должна быть рождённой в дворянской семье, женщины в России не служили, и соответственно не могли получить дворянского сословия по службе.

Задача данной курсовой работы состоит в том, чтобы показать быт женщины-дворянки в определённый исторический период, а именно – вторая половина 19 века – начало 20 века. Для этого совершим краткий исторический экскурс и вспомним, что же произошло в XIX столетии.

Итак, во второй половине XIX столетия достоянием человечества стали два открытия:

– электрическая энергия, которая начала использоваться в двигателях, средствах связи (телеграф и телефон), для освещения;

– двигатель внутреннего сгорания (1860 г.), благодаря чему появился автомобиль (1885–1886 гг.).

Использование электрического двигателя и двигателя внутреннего сгорания внесло существенный вклад в развитие производительных сил общества.

В XIX веке Европу потрясли буржуазно-демократические революции (во Франции, Германии, Австро-Венгрии и Италии) и войны.

К концу XIX века завершился раздел мира между крупнейшими капиталистическими державами. Сформировалась колониальная система, ставшая одним из важнейших источников получения прибыли.

В XIX столетия в странах Романо-германской цивилизации сложилась новая социальная структура. Теряет былое господствующее положение дворянство, уступая его буржуазии. Капиталистическое производство воспроизводит главного противника буржуазии – пролетариат. Формируется сильный интеллектуальный слой, который начинает играть возрастающую роль в духовной жизни и занимает влиятельное положение в социальной структуре общества.

Изменившиеся социально-экономические условия привели к существенным переменам во всех областях культуры – науке, литературе, искусстве. Бурный рост производства, необходимость его обслуживать дал толчок развитию научных фундаментальных и прикладных исследований, особенно естественных и технических.

В XIX веке продолжала терять своё влияние религия. Развитие науки и научно-технический прогресс углубили процесс секуризации. Несмотря на снижение влияния религии на систему воспитания и образования, где ведущие позиции занимали научные дисциплины, она в силу традиций сохраняла большое количество приверженцев. Однако сложным и противоречивым было положение не только религии. Не могли избежать такой же участи живопись, музыка, театр, художественная литература.

В искусстве сохранили своё влияние старые и возникли новые стили, школы, направления. Это можно объяснить рядом обстоятельств. Во-первых, старые формы перестали соответствовать новому содержанию; во-вторых, искусство почувствовало себя невостребованным. Пришедшая к экономической и политической власти буржуазия имела, как правило, невысокий культурный уровень, несомненно, проигрывая в этом отношении уходящему в прошлое дворянству. Художественные потребности и запросы новых богачей были более чем скромными. Они во многом носили утилитарный и рациональный характер.

И несмотря ни на что, в 19 веке в России успешно развивались общественные науки – история, философия, языкознание, политическая экономия. Небывалого подъёма и расцвета достигли русская литература, живопись, музыка, театральное искусство, архитектура – русская культура вышла на передовые мировые рубежи.

Первая половина 20 века ознаменовалась для России двумя кровопролитными войнами и тремя революциями, в результате чего огромная империя выпала из мировой капиталистической системы.

Быт женщины - дворянки во второй половине 19 века и начала 20 века

Быт дворянки, как и быт любого другого человека, определялся не только историческим временем, т.е. тем временем, в какую эпоху жил данный человек, но и принадлежностью к данному сословию, обществу, окружающему данного человека. Немногие дворянки принадлежали к высшему обществу – это зависело от многих причин, в том числе и от материального состояния дворянской семьи. По окончании войны 1812 года многие московские дворянские семьи потеряли при пожаре дома, мебель, и всё домашнее имущество, вторым ударом по дворянству стала отмена крепостного права в России. После отмены крепостного права, материальное состояние некоторых дворянских семейств было настолько расстроено, что они потеряли всякую надежду вернуться в высшее общество.

Все эти и многие другие предпосылки и обуславливали настоящий быт женщины-дворянки. Все эти факты очень хорошо были отражены в историческом романе Л. Толстого «Война и мир».

…«Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, а Петербурге общество их было смешанное и неопределённое. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их, к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.

Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: сосед по Отрадному, фрейлина Перонская, сын уездного почтмейстера, служащий в Петербурге…».

«Петербургский высший круг, собственно, один, все знают друг друга, даже ездят друг к другу. Но в этом большом круге есть свои подразделения…».

Дворянские семьи отличались от других семей, тем что дворянские дети должны были уметь не только читать и писать, но хорошо говорить на французском и других языках, уметь музицировать, хорошо танцевать и многое другое.

«…Все члены этой семьи, в особенности женская половина, представлялись ему покрытыми какой-то таинственной поэтической завесой, и он не только не видел в них никаких недостатков, но под этой поэтическою завесой предполагал самые возвышенные чувства и всевозможные совершенства. Для чего этим трём барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого всегда слышались по всему дому; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисования, танцы; для чего в известные часы все три барышни подъезжали в коляске к тверскому бульвару в своих атласных шубах; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару…».

Очень большое значение имел дом, в котором постоянно проживала дворянская семья, некоторые дворянские семьи имели не один, а несколько домов, и усадеб.

«Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшен, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограда и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зелёной краской; дороги были прямые, мосты были крепкие, с перилами. На всём лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности…».

В обустройстве дома почти всегда большое участие принимала хозяйка дома, хотя переустройство и постройка новых зданий и надворных построек полностью ложились на плечи хозяина – дворянина, но внутреннее убранство комнат, расположение комнат для членов семьи, всё внутреннее устройство быта семьи, вплоть до этикета – был уделом женщины-дворянки.

Имея в виду всё выше сказанное, не следует думать, что хозяин и хозяйка всегда самолично строили, убирали, готовили и прочее, прочее, прочее. В каждой дворянской семье были управляющие делами, экономки, кухарки, лакеи, приказчики, няньки, кормилицы, горничные, повара, официанты, прачки, служанки, и т.д.

Но присматривала за ведением хозяйства и руководила всё-таки хозяйка (дворянка).

Правда не каждой женщине-дворянке это было под силу, и не каждая женщина умело могла вести хозяйство.

«Графиня Лидия Ивановна исполнила своё обещание. Она действительно взяла на себя все заботы по устройству и ведению дома. Но она не преувеличивала, говоря, что она не сильна в практических делах. Все её распоряжения надо было изменять, так как они были неисполнимы, и изменялись они Корнеем, камердинером, который незаметно для всех повёл теперь весь дом».

Как известно жизнь человека начинается с его рождением, так и жизнь любой дворянки начинается с рождения. И от того, в какой семье она родится, зависело какой она будет в дальнейшем, какое воспитание, привычки, навыки, устои, обычаи она унаследует, впитает в себя.

Женщина-дворянка рожала детей дома, под присмотром акушерки и по возможности доктора, но не всегда роды протекали благополучно, медицина иногда была бессильна, да в самом смысле медицины в то время практически не было, всё было настолько примитивно, единственное, что отличало роды дворянок от женщин многих других сословий – это чистота и наличие ухаживающего персонала за роженицей и её младенцем.

Многие дворянки сами вскармливали своих грудных детей, не прибегая к помощи кормилиц. Такой пример, мы видим в историческом романе Л. Толстого «Война и мир».

«Наташа вышла замуж…и спустя семь лет у ней было уже три дочери и один сын, которого она страстно желала и теперь сама кормила».

Но большинство женщин-дворянок имели для своих новорожденных детей кормилиц, хотя и много времени уделяли своим детям.

«Кормилица-итальянка, убрав девочку, вошла с нею и поднесла её Анне. …Нельзя было не улыбнуться, не поцеловать девочку, нельзя было не подставить ей палец, за который она ухватилась, взвизгивая и подпрыгивая всем телом: нельзя было не подставить ей губу, которую она, в виде поцелуя, забрала в ротик. И всё это сделала Анна, и взяла её на руки, и заставила её прыгать, и поцеловала её свежую щёчку и оголённые локотки…Она отдала девочку кормилице…».

Некоторые женщины-дворянки старались проводить лето с детьми в деревне, на даче…

«Дарья Александровна проводила лето с детьми в Покровском, у сестры Кити…Кроме Облонских со всеми детьми и гувернанткой, в это лето гостила у Левиных ещё старая княгиня, считавшая своим долгом следить за неопытною дочерью…».

Женщины-дворянки, находясь летом с детьми в деревне или на даче, водили детей в лес за грибами и ягодами, на речку удить рыбу, купаться, что доставляло всем огромное удовольствие.

«…Грибов набрали целую корзину, даже Лили нашла берёзовый гриб. Прежде бывало так, что мисс Гуль найдёт и покажет ей; но теперь она сама нашла большой берёзовый шлюпик, и был общий восторженный крик: «Лили нашла гриб!

Потом подъехали к реке, поставили лошадей под берёзками и пошли в купальню…Хотя и хлопотливо было смотреть за всеми детьми и останавливать их шалости, и хотя и трудно было вспомнить и не перепутать все эти чулочки, панталончики, башмачки с разных ног и развязывать, расстёгивать и завязывать тесёмочки и пуговки, Дарья Александровна, сама для себя любившая всегда купанье, считавшая его полезным для детей, ничем так не наслаждалась, как этим купаньем со всеми детьми. Перебирать все эти пухленькие ножки, натягивая на них чулочки, брать в руки и окунать эти голенькие тельца и слышать то радостные, то испуганные визги; видеть эти задыхающиеся, с открытыми, испуганными и весёлыми глазами лица, этих брызгающих своих херувимчиков было для неё большое наслаждение».

Среди женщин-дворянок были те, кто очень любил заниматься ведением домашнего хозяйства и могли себе позволить заниматься любимыми занятиями.

«На террасе собралось всё женское общество. Они и вообще любили сидеть там после обеда, но нынче там было ещё и дело. Кроме шитья распашонок и вязанья свивальников, которым все были заняты, нынче там варилось варенье по новой методе, без прибавления воды. Кити вводила эту новую методу, употреблявшуюся у них дома…

… – Сделайте, пожалуйста, по моему совету, – сказала старая княгиня, – сверху положите бумажку и ромом намочите: и безо льда никогда плесени не будет». «В ленинском давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты…. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было немало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много…».

Все эти советы и нововведения говорят о том, с какой любовью женщины относились к своим обязанностям хозяйки дома.

Женщины-дворянки любили обустраивать своё жилище и всегда радовались всему новому, улучшающему его.

«Оставшись одна, Дарья Александровна взглядом хозяйки осмотрела свою комнату. Всё, что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь, в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щёгольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала ещё в России и в деревне. Всё было ново, начиная с французских новых обой до ковра, которым была обтянута вся комната. Постель была пружинная с матрасиком и с особенным изголовьем и канаусовыми наволочками на маленьких подушках. Мраморный умывальник, туалет, кушетка, столы, бронзовые часы на камине, гардины и портьеры – всё это было дорогое и новое…

…В детской роскошь, которая во всём доме поражала, ещё больше поразила её. Тут были и тележки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван вроде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это было английское, прочное и добротное и, очевидно очень дорогое. Комната была большая, очень высокая и светлая…».

«Обед, столовая, посуда, прислуга, вино и кушанье не только соответствовали общему тону новой роскоши дома, но, казалось, были ещё роскошнее и новее всего. Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая дом, – хотя и не надеялась ничего из виденного применять к своему дому, так это всё по-роскоши было далеко выше её образа жизни…».

«Кровать была высокой, с перинами, с пятью всё уменьшающимися подушками, с огромным одеялом».

Но не все женщины-дворянки могли себе позволить такую роскошь, некоторые жили намного скромнее.

«Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие».

Высшее светское общество имело свои привычки, устои, традиции, и люди принадлежащие к этому обществу, должны были следовать всем правилам, по которым это общество жило.

Очень часто (особенно в Москве и Петербурге) в дворянских домах давали балы, где молодые девушки-дворянки могли найти себе женихов, повеселиться и потанцевать.

«31 декабря, накануне нового года, был бал у екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.

На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещённого подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но и полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звёздах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда…».

«Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в восемь часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы её с самого утра были устремлены на то, чтоб они все были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых шёлковых чехлах, с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причёсаны a la grecque.

Всё существенное было уже сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно старательно, по-бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шёлковые ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; причёски были почти окончены…»

В этом отрывке из романа Л. Толстого «Война и мир», прослеживается приготовление девушек и женщин дворянок к большому новогоднему балу, хотя балы в дворянском обществе проходили очень часто – этот бал был особенно торжественным, так как на этом балу ожидали приезд государя и его семьи.

«Наташа с утра этого дня не имела минуты свободы и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.

В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты она в первый раз живо представила себе то, что ожидает её там, на бале, в освещённых залах, – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодёжь Петербурга. То, что её ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже…

…Она поняла всё то, что её ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещённой лестнице».

«Бал только что начался, когда Кити с матерью входила на большую, уставленную цветами и лакеями в пудре и красных кафтанах, залитую светом лестницу…

…Несмотря на то, что туалет, причёска и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своём сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и её домашним ни минуты внимания, как будто они родились в этом тюле, кружевах, с тою высокою причёской, с розой и двумя листиками наверху…».

Девочек воспитывали так, что все события, происходившие в их жизни, они обсуждали с матерью: просили их разрешения, совета, участия в их судьбе.

«В то время как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа, взволнованная, прибежала к матери.

– Мама!. Мама!. он мне сделал предложение…».

Первым у кого «просили руки дочери» – конечно была мать девушки-дворянки.

«– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей».

И только после разговора с матерью девушки, жених делал предложение и объяснялся в любви самой девушке.

«- Я полюбил вас с той минуты, как увидел вас. Могу ли я надеяться?.

– Любите ли вы меня?».

Получив положительный ответ, дворянин с этого дня считался женихом, а девушка, которой он сделал предложение – невестой.

Начинались приготовления к свадьбе.

«Берг уже более месяца был женихом, и только неделя оставалась до свадьбы, а граф ещё не решил с собой вопроса о приданном и не говорил об этом сам с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское имение, то хотел продать лес, то занять денег под вексель…».

Хотя малое приданное девушке-дворянке готовилось практически самого её рождения, то большое приданное иногда было спорным для родителей на момент свадьбы, так как у дворянина могло быть несколько дочерей, и это зависело от того, какая из дочерей первой выйдет замуж, какой жених ей достанется и многие другие факторы.

Свадьбе девушки-дворянки предшествовала помолвка и обручение.

Свадьба девушки-дворянки занимала огромное место в её жизни.

Так как свадебная церемония начиналась с венчания молодых в церкви, девушка задолго готовила себя к таинству венчания, которому предшествовала церемония таинства причащения и всех церковных мероприятии, которые сопровождали это событие.

Задолго начинались приготовления к свадьбе, шили венчальное платье, обсуждали и готовили приданное, приглашали гостей, заранее готовились закуски, вина и прочее, всё то, что требовалось для свадебного стола, приглашали музыкантов, танцоров и т.д.

Торжественный обряд венчания был наиглавнейшим во всей свадебной церемонии и готовился он особенно тщательно. После свадьбы молодые уезжали на постоянное место жительства, т.е. девушка-дворянка покидала родительский дом, переезжая к мужу. В доме мужа ей предстояла новая жизнь, нужно было привыкать к своему новому положению жены, хозяйки, а затем и матери.

Хотя жизнь на новом месте многое меняла в обычном укладе жизни теперь уже женщины-дворянки, оставались старые друзья, привычки, и всё то, что она получила в родительском доме.

Женщина-дворянка по образу и подобию своего родительского дома старалась создавать быт и уют в новом доме, добавляя элементы нового, своего, присущего только ей.

Женщины-дворянки интересовались не только ведением своего дома, но и делами мужа, новостями светской жизни, принимала гостей, выезжала в гости сама, посещала театры, много читала, вела активную переписку с родными и друзьями, и многое другое.

Очень модным увлечением молодых девушек и женщин-дворянок было ведение дневника или записок о жизни. В свободное время девушки, а также и женщины увлекались гаданием на картах, раскладыванием пасьянсов, музицировали, разучивали новые музыкальные композиции и произведения, читали модные журналы. Но жизнь дворянки в столице и в губернском городе имела большие различия: жизнь в провинции протекала менее интересно, скучно, т. к. была ограничена многими факторами.

Так дворянка-женщина, проживающая в столице больше времени уделяла своему дальнейшему просвещению, интересовалась политикой, зарубежными новостями и т.д.

Не чужды ей были прогулки, маскарады, всякие увеселительные мероприятия. Так, например, зимой кроме катания на санях и санках девушки-дворянки увлекались катанием на коньках, для чего они посещали катки, где могли также знакомиться с молодыми людьми, общаться.

Женщины-дворянки увлекались игрой не только в настольные игры, но и в крокет и другие не менее интересные игры.

«Общество партии крокета, на которое княгиня Тверская приглашала Анну, должно было состоять из двух дам с их поклонниками. Две дамы эти были главные представительницы избранного нового Петербургского кружка…».

Большим увлечением дворянских семей была охота. Некоторые женщины-дворянки принимали непосредственное участие в этом интересном мероприятии.

Некоторые девушки и женщины дворянки хорошо умели держаться в седле, не уступая иногда мужчинам, принимая в охоте скорее роль зрителей, чем самих охотников. Они наслаждались прекрасной природой, атмосферой напряжённой скачки за зверем, любопытством к финалу всей этой интересной затеи – поимки зверя.

После окончания охоты всё дворянское общество, которое принимало участие в охоте собиралось на домашний деревенский ужин. После ужина все веселились, пели, смеялись, иногда плясали и вспоминали самое интересное, что произошло на самой охоте. На ужин подавались самые незамысловатые закуски и угощенья: грибы, лепешки, орехи, мёд варёный и шипучий, яблоки, сотовый мёд, варенье на меду и на сахаре, ветчина, жареная курица и т.д.

«Вронский и Анна прожили всё лето и часть осени в деревне. Было между ними решено, что они никуда не поедут: но оба чувствовали, чем долее они жили одни, в особенности осенью и без гостей, что они не выдержат этой жизни и что придётся изменить её.

Жизнь казалось, была такая, какой лучше желать нельзя: был полный достаток, было здоровье, был ребёнок, и у обоих были занятия. Анна без гостей всё так же занималась собою и очень много занималась чтением – и романов и серьёзных книг, какие были в моде. Она выписывала все те книги, о которых с похвалой упоминалось в получаемых ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью к читаемому, которая бывает только в уединении, прочитывала их. Кроме того, все предметы, которыми занимался Вронский, она изучала по книгам и специальным журналам, так что часто он обращался прямо к ней с агрономическими, архитектурными, даже иногда коннозаводческими и спортсменскими вопросами…».

Многие женщины-дворянки могли себе позволить путешествия за границу, и не только на лечение, а просто посмотреть мир.

«Вронский с Анною три месяца уже путешествовали по Европе. Они объездили Венецию, Рим, Неаполь и только что приехали в небольшой итальянский город, где хотели поселиться на некоторое время».

За границей они посещали не только исторические памятники, театры, но и встречались с художниками, поэтами, жившими и творившими свои шедевры вне России.

«Вронский, Анна и Голенищев, возвращаясь домой, были особенно оживлены и веселы. Они говорили о Михайлове и его картинах. Слова талант, под которым они разумели прирождённую, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно было необходимо, для того чтобы назвать то, о чём они не имели никакого понятия, но хотели говорить. Они говорили, что в таланте ему нельзя отказать, но что талант его не мог развиться от недостатка образования – общего несчастия наших русских художников».

Некоторые женщины-дворянки уезжали за границу по совету докторов – на лечение.

«…Уже перед концом курса вод князья Щербацкие поехали в Карлсбад, Баден и Киссинген к русским знакомым…Взгляды князя и княгини на заграничную жизнь были совершенно противоположные…Княгиня находила всё прекрасным и, несмотря на своё твёрдое положение в русском обществе, старалась за границей походить на европейскую даму, чем она не была, – потому что она была русская барыня, – и потому притворялась, что ей было отчасти неловко…».

Огромное значение на протяжении всей жизни дворянки имела религия, вера в Бога, послушание и уважение к родителям.

Всех детей родившихся в христианской семье – крестили, с этого начинали свой христианский путь и девочки-дворянки. И далее их воспитывали в вере и любви к Богу, поэтому их жизнь не представлялась без веры и послушания.

«Петровками, в воскресенье, Дарья Алексеевна ездила к обедне причащать всех своих детей. Дарья Александровна в своих задушевных, философских разговорах с сестрой, матерью, друзьями очень часто удивляла их своим вольнодумством относительно религии. У ней была своя странная религия метемпсихозы, в которую она твёрдо верила, мало заботясь о догмах церкви. Но в семье она – и не для того только, чтобы показать пример, а от всей души – строго исполняла все церковные требования, и то, что дети около года не были у причастия, очень беспокоило её…».

«Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и кряхтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей и с одним бедным пучком волос, выступавшим из-под белого коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, её дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву. Молитвенное настроение её было уничтожено».

Старые женщины-дворянки всячески старались поддержать своих детей, советом, наставлением, утешить в тяжёлую минуту, и всё женское было им не чуждо, хотя вели они себя очень сдержанно, из-за старомодного воспитания, из-за своего преклонного возраста, утраченного здоровья, и т.д.